Разговор у БМП: Чечня-96

Димка грустнел все сильнее. Потом, и вовсе, сел около БМП, прямо на промерзшую землю, обхватил забинтованными руками голову, беззвучно зарыдал.

Два дня назад, во время боя, погиб его двоюродный брат, с которым они с самых пеленок дружили. Везде вместе. В школе против деревенских, край на край - вместе.

В армии, когда в пехоту попали, военкома и "покупателей" уговорив - вместе. И вот Чечня...

— Ты чего Береза? Ну? — остановился около бойца капитан Дементьев. — В руки себя возьми. Негоже.

Димка не ответил.

— Немного осталось, хорош. Скоро все закончится. Не один ты теряешь боевых друзей и верных товарищей. Война, — Дементьев перекинул, висевший спереди, автомат за спину и присел рядом. — Ты вчера лучше держался. Больно, да? Понимаю.

Капитан ободряюще похлопал Димку по плечу, вздохнул и замолчал. Небо, застланное серыми тучами продолжало темнеть. Не по весеннему мартовский холод постепенно пробирался под бушлат.

— Вчера до меня еще толком не дошло... Как же все надоело, — поднял голову Димка и уставился потерянным взглядом на истаивающие в серой мгле горы. — Я...

Дементьев, в такие моменты, всегда молчит. Знает, если солдат хочет что-то сказать, подгонять не надо. Пусть сам выговорится. Так легче. Спустя секунд тридцать Димка фокусирует взгляд на лице капитана.

— Домой звонил... Батя трубку поднял. "Да", говорит... Я ему, "Бать"... и все дальше ничего сказать не могу. В горле ком. Дышать тяжело. Я снова, "Бать", а голос дрожит... Слезы в глазах...

Дементьев не перебивает.

— Я ведь, как из детства вырос, никогда больше в жизни не плакал. Никогда... А тут, остановиться не могу. Хорошо хоть не зарыдал. И батя молчит, будто чует нехорошее. Вру ему - "Все хорошо, бать. Не воюем. Сидим в окопах, греемся. Никто в бой нас посылать не планирует"... Он мне, "Сынок. Главное, живой. А Санька как? А то Степаныч уже спрашивал, волнуется"... А что я ему скажу? Что нет больше у дядьки сына?

— Нехорошо, да... — хмурится Дементьев.

— Завтра выдвигаемся? — неожиданно меняет тему Димка.

В глазах солдата уже нет боли. Только злость. Чистая и незамутненная.

— Да, завтра. Приказ сверху пришел, — отозвался Дементьев. — У тебя с руками-то как? Воевать сможешь? Или лучше все-таки в госпиталь?

— Не надо в госпиталь. Мелочи. Осколками немного посекло. Автомат держать могу. Я этих гадов теперь в два раза жестче крошить буду! В три!

— Ты только, того, на рожон-то как дурак, не лезь, — строжится Дементьев. — Батя твой не поймет... Да и мать тоже, — добавляет, поднимаясь, капитан.

— Постараюсь...

Капитан уходит. Димка уже не слышит слова Дементьева, произнесенные тихо, самому себе: "Конечно постараешься, на мой век двухсотых и так уже хватит".

Шла весна 96-го.