Оше и Узгене сразу после резни. 1990.

Фотограф Олег Никишин побывал в Оше и Узгене сразу после резни и снял ее последствия.

...Подозрительность и недружелюбность властей на самом низком уровне проявилась, как только мы только ехали в Ош. На границе мы остановились в одном небольшом городе, где сделали для своей газеты дайджест материалов из того, что печаталось в местной прессе.

Сразу же после того, как мы отзвонились с почты в редакцию, появился милицейский наряд. Нас задержали и пару часов допытывались, кто мы, откуда у нас эта информация, кто нам ее передал. Мы отвечали, что это все напечатано в местных газетах и ни одного слова мы от себя не добавили. Они долго не верили. Но, видимо, в конце концов все-таки сработала еще советская привычка уважительного отношения к журналистам - и нас отпустили. Это был показатель недоверия ко всем посторонним людям, каждый из которых воспринимался как потенциальный враг.

Мы оказались в Узгене на третий день после окончания резни. Мы прилетели из Оша на вертолете и сели на школьное футбольное поле, которое использовалось как военный аэродром. Там были дети, которые нас встречали, и в общем-то ничто не предвещало того, что мы увидели впоследствии.

Нас пересадили на военный грузовик и повезли в штаб десантной бригады, контролировавшей ситуацию в Ошском районе. Пока мы ехали, повсюду вокруг были последствия этой бойни. Город Узген был полностью сожжен. На улицах мы видели обезумевших людей, которые искали на пепелище своих родных и близких.

В городе в это время уже были войска. Нас привезли в штаб, где тут же арестовали. Через полчаса посадили на тот же грузовик и отправили вертолетом обратно в Ош. Все, что в первый раз мы успели снять, - это то, что происходило на посадочной площадке и что мы видели по дороге в штаб из кузова грузовика. На обратном пути нам уже запретили снимать. Тогда военные еще не понимали, куда можно прессу допускать, куда нет. Таких масштабных конфликтов в СССР еще не было, и власти - как гражданские, так и военные - просто не понимали, можно это показывать или нельзя. Поэтому на всякий случай нас сразу же депортировали - чтоб чего не вышло.

Эти события не давали мне покоя, я хотел разобраться в их причинах. Поэтому через месяц я опять поехал в Узген. Я прилетел через город Фрунзе (нынешний Бишкек). Когда я добрался до Узгена, там меня под опеку взяли следователи российской прокуратуры, которые мне и показывали последствия резни.

Я пробыл в городе недолго - всего четыре дня. Но в этот раз у меня была возможность увидеть все. Последствия уже были несколько стерты - но руины домов остались. Узбекское население к тому времени уже разместили во временных лагерях, некоторые сбежали в Узбекистан. В принципе, как мне показалось, напряжение национальной вражды уже спало, так как объект вражды был размыт.

...Впоследствии я снимал довольно много конфликтов, в том числе военных. Ошская резня была одним из первых, но мне не было страшно. Страх приходит уже потом, когда ты начинаешь понимать, чего тебе удалось избежать. Было некое романтическое желание познать окружающие явления, социальное устройство мира. И конечно, было стремление к какой-то справедливости. Была уверенность, что ты должен обязательно быть там.